Николас достаёт пачку сигарет и курит. По его быстрым и отлаженным движением я понимаю, что курит он уже давно. Сейчас я бы не тоже не отказалась от сигаретки, но он не предлагает, да и курить, когда из запястья красными каплями на асфальт падает кровь, не самая лучшая затея.
Николас берёт меня за бледную руку и рассматривает порезы. Естественно, мне это неприятно, но руку я не отдёргиваю. Как будто в душу смотрит, но если так хочет, то пусть. Так уж сложилось это утро, что мы вдвоем оказались здесь, возле полупустого торгового центра. А свёл нас какой-то брошенный всеми пьяница, чья судьба нас обоих совершенно не заботит. А судьба друг друга? Интересна ли ему моя история? Судя по тому, как он смотрит на порезы на моей руке, - да. За те пять лет, что я режу себя, люди иногда замечали следы моего странного хобби. В большинстве случаев они делали вид, что ничего не видят, особенно часто так поступали незнакомцы. Как в детстве, при просмотре жестоких фильмов, родители закрывали ребёнку глаза и уши, как будто ничего нет. Это легко – закрыть глаза и представить, что всё в порядке. Более близкие люди избирали другой путь – пытались взять на себя роль психолога. Спрашивали о причинах, некоторые говорили, что умереть – не выход. Но кто им сказал, что я собралась умирать? У моих порезов совершенно иное назначение. Пожалуй, если бы я действительно захотела умереть, предпочла бы более надёжный и менее подростковый способ. Кинулась бы под поезд или сбросилась со скалы. Только самые-самые близкие и проницательные догадывались о истинах причинах моих шрамов, но таких – единицы.
Судя по поведению  Николаса и по его желание помочь, он избрал второй путь – путь любопытства и психологии. Что же, пусть так. Но раскрывать душу перед малознакомыми людьми – не в моих правилах, даже если этот человек вытащил меня из неприятной ситуации.
Внезапно понимаю, что на улице очень холодно, и я бы не отказалась сейчас от чашечки горячего чая. На мне пальто, слишком лёгкое для такой погоды. Надо завести привычку смотреть прогноз погоды перед выходом, как это делают все нормальные люди.
- Идём уже скорее в бар. – хмуро говорю я, ёжась от холода. Думаю о его словах. Домой… там тепло и уютно, но никого нет. Обычно меня это устраивает, но иногда чувство полного одиночества накатывает с головой, и ты ищешь хоть какую-то компанию. Может, поэтому я всё ещё здесь? Поэтому ещё не ушла от этого совершенно чужого мне человека?
Наконец мы идём бар. По дороге молчим, и вновь становится неловко. С одной стороны, о чём говорить двум совершенно незнающем друг друга людям? Но с другой… Наверняка Николаса одолевают вопросы по поводу того, что он увидел на моих руках. Я чувствую, что рано или поздно они сорвутся с языка, и мне придётся отвечать. К тому же, несмотря на то, что ситуация сложилась не самая приятная, меня интересует личность Николаса.
И у него, и у меня столько вопросов, но оба мы боимся начать разговор первыми. Не хочется навязываться и лезть в чужую жизнь, из страха быть непринятым и неловким. Поэтому до бара мы доходим в полном молчании.
Всю свою недолгую жизнь прожив в этом небольшом городе, я ни разу не была в этом баре. А место, между тем, неплохое и весьма уютное. В баре не особо много народу и Николас быстро находит места для нас. Снимает куртку, помогает снять мне пальто. Замечаю, что левый рукав испачкан кровью. Интересно, выведется ли пятно? Что-то мне подсказывает, что нет. Можно сходить в химчистку, но я боюсь лишних вопросов, поэтому мысленно прощаюсь с пальто. Всё равно уже не новое, придётся купить что-то потеплее, чтобы не замёрзнуть этой обещающей быть холодной зимой.
Мы с Николасам садимся друг напротив друга и он делает заказ. Пользуясь тем, что он занят, я рассматриваю его. Симпатичный мужчина лет двадцати пять – тридцати, правда, сейчас не в лучшей форме – выглядит помято и несвеже, наверное, всю ночь не спал. Ему бы сейчас пойти и поспать дома, а не сидеть и обрабатывать раны почти незнакомой девушки.
Занятый приготовлениями, он, кажется, не замечает мой взгляд, или же просто делает вид, что не замечает. Я закатываю рукав кофты повыше и кладу руку с порезами на стол. Николас снимает окровавленный платок и я, наконец, слышу ожидаемый вопрос.
- Всё в порядке. Твой интерес понятен. – спокойным голосом говорю я и немного медлю, обдумывая свой ответ. – Разве нужна определённая причина? – спрашиваю я и пожимаю плечами. – Не знаю. – хоть и понимаю, что толчком к этому послужила смерть любимой сестры, не хочется всё это изливать. Сколько вы знайте людей, готов излить душу первому встречному? Пьяные в счёт не идут.
Николас подносит смоченную в водке салфетку к моим порезам и я сжимаюсь, уже представляя себе предстоящую боль. Беру себя в руки и киваю ему, чтобы преступал.
Жгучая боль охватывает запястье, но я крепче сжимаю челюсть и зажмуриваю глаза. Постепенно привыкаю к этому, к тому же эта боль не самая страшное, что я испытывала в жизни. Страшнее, когда болит что-то внутри.